В.И. Шамшурин, Н.Г. Шамшурина

Об историко-цивилизационной и культурной роли философии в современном мире: Россия и Европа

Victor I. Shamshurin, Nina G. Shamshurina

On the historical, civilizational and cultural role of philosophy
in the modern world: Russia and Europe

При рассмотрении взаимосвязи истории и культурно-цивилизационных процессов с философией предлагается типология из двух видов философии. Точнее – два вида философии справедливости – «эквиваленция» и «квалификация». Первая, к сожале­нию, наиболее распространенная в политике, особенно европейской, особенно евро­атлантической, точнее – западной политике, является одной из существеннейших причин кризисов и войн как в истории, так и в современности. Именно она (эквива­ленция), по сути, является синонимичной кровной мести (талиону), при котором воздаяние становится равноценно преступлению. В этом случае каждая из конфлик­тующих сторон выступает в качестве субъекта права и считает себя пострадавшей стороной. При этом одна из сторон (как это видно на примере Европы при изучении ее истории, особенно последние 500 лет колониальной истории) – только себя и счи­тает еще и единственным источником нормотворчества в договорной системе коор­динат. Что по факту ведет, без всяких исключений, в истории вопроса, а главное в настоящем – к умножению конфликтов и отказу от мирных переговоров в принци­пе. И прошлое, и настоящее политического и историко-цивилизационного, культур­ного развития человечества свидетельствует именно об этом. Это философия поли­тического солипсизма. Квалификация или, как это называется в римском праве, «гуманная справедливость в пользу свободы», более соответствующая, как показы­вает опыт истории вообще и исторического развития России в частности, с ее много­национальным составом государственности, сохранившим в течение своего много­векового развития около 190 наций и народностей, исходит из того, что норма не релятивна и не конвенциональна. Она имеет аподиктические характеристики и предполагает долгий процесс публично-правового согласования репрезентатив­ных баз данных в виде тех или иных социально-политических отношений (в том числе и конфликтных) в их соотнесении с интересами конфликтующих субъектов и нормами, признание всеобщности и необходимости которых договаривающимися

сторонами является непременным условием выхода из любого кризиса. Это фило­софия политического симфонизма и синергии. При соотношении философии и ис­тории, философии и культуры следует иметь ввиду, что она (философия) несет на себе прежде всего функцию воспитательного свойства. И вместе с тем функцию стратегического планирования. А не прогностическую функцию. В противном слу­чае мы получаем то, что можно назвать «тоннельным» или, как сейчас говорят, «блоковым мышлением», не способным различать в долговременной, среднесроч­ной и даже в краткосрочной перспективе истинный и ложный виды прогресса, со всеми их последствиями в истории культур и цивилизаций. Или то, что можно назвать политическим солипсизмом, не способным ни к какому взаимодействию культур и переговорным процессам во внутригосударственных делах и междуна­родных отношениях.

Ключевые слова: история, цивилизация, культура, философия, политика, право, Россия, Европа, гуманизм, христианство.

When considering the relationship of history and cultural and civilizational processes with philosophy, a typology of two types of philosophy is proposed. More precisely, there are two types of philosophy of​​​ justice – “equivalence” and “qualification”. The first, un­fortunately, is the most common in politics, especially European, Euro-Atlantic or rather Western, is one of the most significant causes of crises and wars, both in history and in modern times. It is the equivalence that, in fact, is synonymous with blood feud (talion), in which retribution becomes equivalent to a crime. In this case, each of the con­flicting parties acts as a subject of law and considers itself an injured party. At the same time, one of the parties (as can be seen from the example of Europe when studying its history, especially the last 500 years of colonial history) considers itself to be the only source of rulemaking in the contractual coordinate system. Which in fact leads, without any exceptions, in the history and, most importantly, in the present, to the multiplication of conflicts and the rejection of peace negotiations in principle. Both the past and the present of the political, historical, civilizational, and cultural development of mankind testify to this. This is the philosophy of political solipsism. The qualification, or as it is called in Roman law – “humane justice in favor of freedom”, is more appropriate, as the experience of history in general and the historical development of Russia, in particu­lar, with its multinational composition of statehood, which has preserved about 190 nations and nationalities during its centuries-old development, proceeds from the fact that the norm is not relative and it is not conventional, but has apodictic characteristic and it in­volves a long process of public-legal coordination of representative databases in the form of various socio-political relations (including conflict ones) in their correlation with the in­terests of conflicting subjects. And norms, the recognition of the universality and neces­sity of which on the part of the contracting parties is an indispensable condition for over­coming any crisis. This is the philosophy of political symphonism and synergy. When comparing the relationship between philosophy and history, philosophy and culture, it should be born in mind that it (philosophy) primarily carries the educational function, and at the same time the function of strategic planning, but not a predictive function.
Otherwise, we get what can be called “parallel” or, as they say now, “block thinking”, un­able to distinguish in the long term, medium-term, and even in the short term, the true and false types of progress, with all their consequences in the history of cultures and civi­lizations. Or what could be recognized as political solipsism, incapable of any interaction of cultures and negotiation processes in domestic affairs and international relations.

Keywords: history, civilization, culture, philosophy, politics, law, Russia, Europe, human­ism, Christianity.

Введение. В последнее время повсеместно наблюдается прямо-таки ла­винообразное обострение внимания по отношению к роли философии в современном мире. Особенно в условиях наблюдающихся попыток «отме­ны» русской культуры со стороны коллективного Запада, со стороны «золо­того миллиарда» евроатлантических стран. Но эффект, как и в экономике, прямо противоположный. Россию «отменить» невозможно. И отрицатель­ные последствия санкций возникли у их инициаторов. Кроме того, как из­вестно, «запретный плод сладок», и интерес к России, несмотря на все запреты, – только растет. И это действительно так, потому что в истории культуры России, начиная с самых ранних памятников русской книжности (Нестор Летописец, Кирилл Туровский, Иларион, Даниил Поклонник и Да­ниил Заточник, Филофей и многие, многие др.) и до сего дня продолжается традиция, когда людьми разного возраста и звания, подчас в жарких спорах, обсуждаются «роковые вопросы» существования мира, Европы вообще и судьбы Отечества, России, в частности. Это именно философия истории культуры, художественно поэтического и религиозного свойства. Особо здесь хотелось бы обратить внимание на творчество Л.А. Тихомирова [11]​. И потому – это философия, представлявшая всегда и представляющая сей­час, не взирая ни на что, особый интерес. И в России, и в Европе, и во всем мире. Как говорил Э. Дюркгейм – «фабулаторная» культура. И это при всем при том, что, несмотря на очевидные и всеобщие, постоянно и со всех сто­рон воспроизводимые призывы к припаданию к историко-культурным исто­кам, традициям, ценностям, духовности, патриотизму, идет парадоксальная политика, по факту – политика сокращения философии как дисциплины. И в плане курсов лекций, часов, аудиторий и даже самих философских фа­культетов и кафедр в институте высшей школы как таковой. Опыт истории показывает – как только для философии человечеством создаются трудно­сти, сразу же трудности начинаются и у самого человечества, создающего, вопреки своим коренным интересам, трудности для своего осмысления (прежде всего философско-стратегического). В том числе трудности эконо­мические, социальные и даже технологические. Это связано с тем, что фи­лософия несет прежде всего воспитательную, общекультурную функцию общего герменевтического восприятия любого творческого знания, в том числе и естественно-научного.

Об истории и философии. Итак, потребность была, есть и будет, скажем даже, в нарастающей прогрессии чуть ли не геометрического свойства, а воз­можности удовлетворения этой потребности, как это ни странно, все более и более ограничены, вплоть до чуть ли не приватности. Между тем о России как об особом культурно-цивилизационном образовании в истории говорили и Р.М. Рильке, и О. Шпенглер, и Ф. Бродель, и С.Ф. Хантингтон, и М. Вебер, и А.Дж. Тойнби, и К. Ясперс – «у них». И Ф.И. Тютчев, и А.С. Хомяков,

и А.С. Пушкин, и Ф.М. Достоевский, и Н.Я. Данилевский, и Л.А. Тихомиров – «у нас»; а также многие, многие другие отечественные и зарубежные фило­софы, историки и культурологи.

Вопросов, именно «роковых», философских вопросов, и к философии со стороны общества, во-первых, и к философии, точнее, ее к представите­лям, к обществу и государству, во-вторых, накопилось предостаточно.

Некоторые из них обнадеживают и радуют, а некоторые (особенно со стороны самих философов) – откровенно настораживают, расстраивают, огорчают и даже разочаровывают, поскольку дают повод трактовать их как отстаивающих право на исключительность и так называемую свободу про­живания в «башне из слоновой кости», с неясными обязанностями в связи с осуществлением тех или иных философских идей в истории и культуре и по отношению к обществу. И тут, главное, как говорится, не путать истин­ное любомудрие с лжеименным разумом. Тут важно, как говорил В.С. Соло­вьев, не спутать истинную метафизику всеединства, под которой понимает­ся способ устроения бытия, «в котором единство существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех» [9, с. 74], с ложной, как сейчас говорят, ги­бридной, прокси-, псевдо- и т.п. лже-метафизикой «всеединства», отрица­тельного единства, которое подавляет или поглощает входящие в него эле­менты. В противовес истинному всеединству, охраняющему и усиливающе­му эти элементы, «осуществляясь в них, как полнота бытия» [Там же].

Философия либерально-демократического единства, как свидетельствует история и современность, защищает свободу. Но какую? Свободу грабить весь мир по своим «правилам», т.е. по своему произволу. На деле эта филосо­фия основана на колонизаторском, гегемонистском, плантаторском, рабовла­дельческом, экспансионистском проекте. Эта философия либеральной вседоз­воленности в своей сути очень точно и сильно критиковалась многими фило­софами и историками: например, Платоном, Ксенофонтом, Фукидидом. Но наиболее показательны здесь новоникейцы, т.е. Святоотеческая восточно-христианская традиция православия. Вслед за ними – Е.Н. Трубецкой, А.С. Хомяков, и С.Н. Булгаков, и П.А. Флоренский, Н.О. и В.Н. Лосские, С.Л. Франк, Л.П. Карсавин, П. Сорокин, Б.Н. Чичерин, П.И. Новгородцев, Н.А. Бердяев. Но тут и русская классическая художественная литература. Фи­лософская, по сути, литература, которую можно с полным основанием на­звать «поп-патристикой». Это Ф.И. Тютчев, А.К. Толстой. Но особенно А.С. Пушкин1, особенно Ф.М. Достоевский. Но и Н.В. Гоголь и Л.Н. Толстой.

---

Итак, отметим:

1. 1. Налицо историко-культурный раскол или противостояние, по сути – это конфликт философского, точнее, философско-религиозного свойства.

2. 2. Если конфликт, то кого и с кем, и в чем причина? Вместе с тем налицо традиционное, то затухающее, то в стадии активации историко-культур­ное, цивилизационное противостояние. Точнее – воинствующая экспансия, не трансатлантической Европы против России, а язычества по отношению к христианству, которое в России все еще есть и позиции которого на Запа­де перед лицом язычества ослаблены. Ныне идет, как и встарь, борьба между теистическим гуманизмом христианства и атеистическим гуманиз­мом язычества. Борьба идет только с каноническим православием. Хоте­лось бы привести слова апостола Иоанна Богослова о тех или иных апостатах-еретиках, делающих, как это не раз бывало в истории, «цивили­зационный выбор» в пользу вероотступничества: «Они вышли от нас, но не были наши: ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши» (1 И. 71, 19).

3. 3. Почему возникают искушения этого рода? Потому, что западное хри­стианство – это язычество с христианской символикой. «Здесь и сейчас» постмодернизма – это ветхая идея культа настоящего в язычестве и в фи­лософии либерализма. И у этого культа главный – Либер, с его обрядами («оргиазмические либералии» – особенно в гендерной сфере) в виде на­слаждения «здесь и теперь».

4. 4. Далее не будем закрывать глаза еще на один четкий вопрос, связан­ный, если называть вещи своими именами, с традиционной историко-культурной предвзятостью, даже неприязнью иностранцев, преимуще­ственно из Европы, к России. В чем тут причина?

5. 5. Не менее важный вопрос, связанный с само-неприязнью, доходящей до самоунижения и самобичеванья, начиная с Марфы Посадницы и В.С. Печерина («как сладостно Россию ненавидеть и жадно ждать ее уничтоженья» – это его слова) и до нынешних релокантов. Этот вопрос связан, по Н.Я. Данилевскому, с «европейничаньем» как особым отрица­тельным свойством нашей культуры. Он основан на мифе и идоло­поклонстве перед земным раем язычества. В данном случае – в лице коллективного Запада. В чем тут причина?

6. 6. Очень важно дать в этой связи именно философскую оценку реаль-ных качеств Запада, как положительных, и они известны со времен
   

петровских реформ и философских взглядов Герцена, так и отрицатель­ных. Какие тут могут быть подходы, в том числе и историко-цивилизаци­онного, культурного свойства? Можно назвать ряд авторов, которые искали ответ на этот вопрос, как это делал, допустим, А.С. Хомяков, но и Гоголь, Достоевский, Антисфен, и Монтень, Шпенглер, многие, многие другие мыслители. И даже тот же Герцен – один из сильнейших, кстати, обличителей западного культа «мещанского идиотизма».

1. Культура и философия. Что касается А.С. Хомякова, – наиболее в этом отношении показательного автора, то он видел следующие черты, поро­ждающие в истории всякого рода конфликты, кризисы и противостояния вообще, и с любой стороны (не только между Россией и Европой) – в особенности. Просто некоторые черты, как он полагал, особенно свой­ственны западным народам. Это, например:

1. I. Гордость духовная и умственная, происходящая в истории у народов чаще всего от действительных внешних успехов и славы.

2. II. Запад обрел эту гордость по причине исторической ограниченности от тех испытаний, которые выпали на долю других народов и, осо­бенно России. Отсюда западное преуспеяние в развитии наук, худо­жеств и гражданственности. Добавим: а не в каком-то трудолюбии, предприимчивости, классовой борьбе или благодаря пролетариату, буржуазии, «праздному» или «среднему» классу.

3. III. Отсутствие благодарности и смирения, без которых милости и благо­получия не может ждать ни человек, ни народ – также весомая причи­на неурядиц в истории. Кстати, добавим, если Европу Россия спасла от «золотой орды», то США дважды спасла (при Екатерине II и во вре­мя гражданской войны в США) от Англии и континентальной Европы. Но в случае неблагодарности и заносчивости, по А.С. Хомякову, как раз и надо, как не раз показывала история, устрашать другие народы, распространять свои взгляды, иногда без правды, – таково стремление. Вводить суд и правду, укрощать насилие сильных, защищать слабых и беззащитных, очищать нравы, возвышать дух кажется бесполезным. (Подробнее см.: [12, с. 472–497]). Смеем утверждать: в любом случае, когда говорят: мы самые лучшие и избранные и все нам должны, а иначе – будут санкции и военные бомбардировки за «авторитаризм», «тоталитаризм» и «отсутствие демократии», или мы самые худшие и «что бы мы ни делали, у нас не идут дела»; а наша участь – подра­жать лучшим, «цивилизованным» странам и «учиться, на старших гля­дя», то главное здесь не «лучшие» и не «худшие». Главное тут – «са­мые-самые». Это все та же гордость как причина всяческих неустрое­ний в истории как со стороны западных стран, так и со стороны их прозападных в других странах сторонников.

1. 1. Важным также является вопрос, требующий, опять-таки, ясных фило­софских дефиниций, о том, что для Запада мы действительно – «экзи­стенциальная угроза». Так как не хотим быть сырьевым придатком Запада. Так, Китай не хочет быть сейчас индустриальным придатком, и это «восстание придатков» без последствий никогда не обходится. И вот тут возникает еще один справедливый философский вопрос, на ко­торый сами философы смотрят как на самоочевидный, не требующий до­казательств, а на деле – первостепенный и нуждающийся в предельной ясности и проработки. А что же все-таки такое – философия и чем она, в конце концов, занимается?

Сейчас же многие философы, справедливо отмечая непростую ситуа­цию и сложные, как говаривал М. Вебер, «констелляции», утверждают только право на свободное творчество, генерацию возвышенных идей самого разного толка и все, своего рода философию авангарда, как некогда, т.е. «искусство ради искусства». «Философия ради философии» с наличи­ем права и «другого» для проживания в «башне из слоновой кости». Глав­ное – это «свобода сомнения», без выдвижения конструктивных вариантов. Остальное – совсем не дело философии. Да любой физик, естествоиспыта­тель, не говоря уже об обычных гражданах – будет в ужасе от такой мето­дологии научных исследований!

Но не надо путать софистику как риторику с философией как с наукой о конечных сущностях-первопричинах, имеющих стратегические послед­ствия, том числе и исторические. Иначе философию действительно, как это уже не раз бывало в истории культуры, упразднят или опять вернут в лоно изящной словесности.

Религия, философия и культура. Вспомним, у св. Иоанна Дамаскина в «Источнике знания» в главе 67 целых шесть определений философии:

1. 1. Философия есть познание сущего как такового, т.е. природы сущего.

2. 2. Философия есть познание божественных и человеческих вещей.

3. 3. Философия есть помышление о смерти произвольной и естественной.

4. 4. Философия есть уподобление Богу в возможной для человека степени. При этом мы уподобляемся Богу через справедливость, святость и добро. Справедливость состоит в правильном распределении, т.е. в том, чтобы не наносить обид, никого не судить по пристрастному произволу, но каж­дому воздавать по его делам. Святость – выше справедливости и совпа­дает с добром, состоя в том, чтобы сносить несправедливость, уступать обидчикам и даже благотворить им при своих победах, не давая себя в обиду тем, что называется «пораженчеством» и отстаивая свое право на существование. Здесь, как известно, в полемике с Н.А. Бердяевым, И.А. Ильин и В.Ф. Эрн продолжают традицию «мужественного Христи­анства», как истинного в православии.

1. 5. Философия есть искусство из искусств, в том числе и изящных, в том числе и словесных. Ибо философия есть не просто и не только искус­ство, а начало как основа всякого искусства, т.к. ею было изобретено вся­кое искусство.

2. 6. Философия есть любовь к мудрости, а истинная Премудрость есть Бог. Таким образом, любовь к Богу – вот истинная философия.

При этом св. Иоанн Дамаскин разделяет философию на теоретическую и практическую. Теоретическая разделяется на богословие, математику и физиологию. Как уточнил эту мысль другой учитель православия, Лука Войно-Ясенецкий: медицина – самая точная наука, но после богословия. Кстати, его труды по гнойной хирургии были не только отмечены в науке и политике, но и спасли многим и многим нашим военным жизнь во время Великой Отечественной войны. Математика же, по св. Иоанну Дамаскину, разделяется на арифметику, музыку, геометрию и астрономию. «Практиче­ская философия разделяется на этику, экономику и политику. Теоретическая философия имеет своею задачею рассматривать бестелесное, нематериаль­ное, т.е. Бога, Который, прежде всего, и в собственном смысле бестелесен и нематериален» [2, c. 74]. В Патристике установлен «перихорезис» – дано чудо самостоятельного и свободного стремления к Богу. В любом случае го­ворить о философии с точки зрения экклезиофобии и «свободы» от религи­озных догматов, как это сейчас иногда делается в пылу дискуссий – совер­шенно и в корне не верно.

Старая классическая, казалось бы, прописная историко-философская ис­тина гласит: философия без истории безродна, а история без философии – бесплодна. Не менее и даже еще более справедливо это звучит в связи
с богословием, но чуть иначе: философия без богословия бесплодна. Но и богословие без философии – безродно. Православие как раз неразрыв­но и нераздельно предлагает знать, во что ты веришь, имея представление о вероучительных устоях, на которых может быть незыблемым то или иное знание. Как говорил св. Иоанн Дамаскин в соответствии с тем, что утвер­ждали и новоникейцы (св. Василий Великий, св. Григорий Нисский): «Если же любопытствуешь относительно Бога, то прежде всего скажи мне о самом себе и о том, что касается тебя самого. Как существует твоя душа? Как дви­жется твой ум? Как рождаешь ты слово? Как существуешь ты, смертный, и в то же время – бессмертный. Если ты не знаешь того, что внутри тебя на­ходится, то как не содрогнешься исследовать высшее небес» [2, c. 106].

Мы видим: сколько у философии коннотаций, делающих ее незамени­мой и притягательной как для специалистов, так и для рядовых граждан: естественно-научная, историко-культурная и художественно-поэтическая,
социально-экономическая, политико-юридическая, даже – медицинская и управленческая; но и многие, многие другие составляющие. И каждый

случай употребления смысла требует ясных оценок и акцентов. Филосо­фия – междисциплинарная наука. Иначе, как говорил В.С. Соловьев, без ме­ханизмов своего осуществления сколь угодно прекраснодушный философ­ский идеал-высказывание превращается в пустословие.

Более кратко и, естественно, в методологических целях большей доход­чивости философию определил Юстиниан, содержательно объединив ее с юриспруденцией (букв.: «всестороннее размышление о сущностях»). И в этом – согласие и античной, и христианской философских традиций. За­дача: остановиться на том, «что составляет сущность вещей» [3, с. 12–13]. И далее этот философ на троне уточняет: «Справедливость заключается в постоянной и твердой воле воздавать каждому свое. Наука права есть зна­ние божеского и человеческого, умение отличать справедливое от неспра­ведливого… Недостаточно ведь знать права, если игнорируются лица, ради которых они установлены» [3, с. 15, 21].

Еще более точное и краткое понимание в методологических целях си­стемности, целостности и универсализма высказываний в определении фи­лософии давал В.В. Миронов: «Философия изучает природу, т.е. сущность идеального объекта». И это действительно очень емко, поскольку в конеч­ном счете, по известному уточнению Л.И. Петражицкого, любое сколь угод­но эмпирическое высказывание есть совокупность абстрактных, т.е. фило­софских суждений. Другое дело, что в истории, особенно в истории полити­ки и в религии необходима постоянная корреляций смыслов, субъектов, волеизъявлений, чувств и дел на примере, повторяем, тех или иных фактов и событий истории. И только в этом случае, добавим, возможно отличие сущностного, т.е. общезначимого, объективного, аподиктического, эвристи­ческого, эпистемологического знания как знания проблемного – отличие от знания пристрастного, сиюминутного, быстро преходящего, субъектив­ного, поверхностного, доксографического.

В истинно философском высказывании должны быть зафиксированы по крайней мере три коннотации, касающиеся знания: а) рефлексий-мыслей; б) действий; в) субъектов, которые мыслят и действуют. При этом особую «философичность» философии в силу ее особого, т.е. междисциплинарного статуса придает именно история. Поскольку, повторяем, именно историко-культурная, цивилизационная оптика делает философию понятной, т.е. пред­метной и актуальной при любом, сколь угодно трудном (как у Дильтея или у Коллингвуда, или у Тихомирова) стиле изложения. И если идет речь о фак­тах прошлого, репрезентирующих философский дискурс, то перед нами фи­лософия истории, а если о современности – то следует говорить о специали­зации в области философии политики и права. Если при этом речь идет о долговременных прогнозах, то в наличии философская эсхатология, фило­софия религии, богословие.

Поэтому, когда говорят: «не вторгайтесь» в нашу специфическую фило­софскую область – это на деле оборачивается тем, что и сами философы са­ми же на себя налагают совершенно неудобоносимое бремя цензуры. А са­мая несносная цензура в виде предвзятых идеологических препон – то, как известно, самоцензура. А ведь философия в силу своего не просто междис­циплинарного свойства, а прежде всего в силу межгерменевтического пред­назначения уже есть «призвание как профессия», говоря языком социолога, экономиста, философа, религиоведа М. Вебера.

Философия именно и призвана осуществлять миссию посредничества и постоянно именно «вторгаться» – в экономику, социологию, право, поли­тику, богословие, естественные науки, помогая им найти общий язык и между собой, и в проведении диалога с гражданским обществом. Филосо­фия должна быть предметной, репрезентативной, и тем самым делать себя понятной. А не только исследовать те или иные идеи «чистого разума» и «абсолютного сознания» самого по себе в лице тех или иных мыслителей. Тот же И. Кант, в конце концов, считал свою «Критику чистого разума» всего лишь пропедевтикой к нравственности и праву и, как оказалось, – к религии. Об этом он и дал ясно понять в своей «Метафизике нравов» [6, с. 107–438]. Особенно в ее первой части «Метафизика права» и в учении об «амфиболиях» любых рефлективных понятий, которые уже изначально несут в себе самообязывающее долженствование и безусловное повеление, несмотря ни на что. Опровергнув все способы Богооправдания, он именно в нравственности и праве нашел главные аргументы для теодицеи. 

Сейчас же нравственность и право – это не только предмет академиче­ских дискуссий, но и условие выживания человечества. И «локальными нарративами» в духе либерального проекта пост-модерна с его атеистиче­ским гуманизмом, воинственным гуманизму теистическому, проблемы здесь не решить. Последний делает акцент на онтологии объективности, а первый отвергает общезначимость монотеизма и, выдвигая плюрализм ис­тин, утверждает именно гносеологический, а следовательно, и историче­ский, политический анархизм с его апологетикой субъективизма. Чаще всего в виде эмоционально-психологических, психопатических состояний. Однако и прошлое, и настоящее показывают – релевантность и конвенцио­нализм проблем здесь не решают.

Любое философское суждение именно троично, т.к. в любой сфере дея­тельности, особенно в кризисной ситуации (как говорят – на войне и в само­лете атеистов нет), должно быть понятно и именно всем несмотря ни на ка­кой «плюрализм истин». 1. Что является причиной как источником чего бы то ни было. В том числе и кризиса нестроения. 2. Как это что-то осуще­ствлено и проявилось. 3. И в чем смысл того и другого. В религиозной фи­лософии, особенно в Патристике это воплощено ипостасно в Отце, Сыне

и Святом Духе. Но если Бог есть жизнь, свобода и творчество. О чем, соб­ственно, и говорит Церковь. И если это кому-то не нравится, то следует по­мнить – будет альтернатива. Точнее – не будет жизни, творчества и свободы. А если и что-то будет – то их превратное истолкование, выдаваемое за ценности в виде антиценностей смерти, порока и зла. И это, как утвер­ждал в духе новоникейцев св. Иоанн Дамаскин: «…непреложно, неслиянно, неизменно, нераздельно и неразлично» [2, с. 192].​ Человечество, полагал св. Иоанн Златоуст, само поместило себя в бушующее море осложняющих его жизнь событий и превратных стечений обстоятельств. Но, так или ина­че,  невозможно переплыть море без корабля. И св. Иоанн Златоуст полагал, что Святая Христова Церковь в мире – то же, что корабль в море. Господин этого духовного корабля – Сам Всемогущий Бог Отец. Кормчий – Едино­родный Сын Его; благоприятный ветер – Дух Святой; подчиненные прави­тели этого корабля – Апостолы и преемники их, пастыри и учители церков­ные. Плывущие на этом корабле – все правоверующие христиане. Дно и основание этого корабля есть правая вера во святую Троицу… Мачта – святой крест Христов, которым в Церкви все скрепляется и утверждается; паруса – любовь; якорь – надежда. Этот духовный корабль – Церковь, кото­рую св. Иоанн Златоуст считал ответственной как институт за эсхатологиче­ское служение, в том числе и в виде рефлексии, человечеству; из разных стран перевозит через бушующее житейское море всех правоверующих христиан в Небесное Царство… Поэтому-то, полагал св. Иоанн Златоуст, служение епископа сложнее, чем отшельничество [5, с. 403–492].

А вот замкнутая умозрительность, да еще и неопределившаяся в своих статусно-ролевых и институциональных функциях по отношению к «людям в бушующем море» приводит или к утопизму как стремлению к недостижи­мым целям, или к самодовольному прагматизму. Точнее – анархизму, еще точнее, анархо-синдикализму в виде корпоративного супрематизма и эк­цептионализма. Когда есть одни права и нет никаких обязательств и дол­женствований. Но и утопизм, и анархизм, несмотря ни на какие благие
пожелания и намерения, по факту, в конце концов, как определенная фило­софия или, скажем так, «философообразные регулятивы» оборачиваются трагедией и разрушают жизнь людей. И если говорят, что философия – это свобода, свобода творчества, то должно помнить, что свобода – это не только «свобода от», но и «свобода для» (по Канту). Свобода – не только положительная свобода, свобода добра, но и свобода зла, негативная свобо­да, проявляющаяся в виде тех же девиаций, катаклизмов, цивилизационных крахов и кризисов. «В самом деле, – говорит св. Иоанн Златоуст, – гораздо труднее, – даже по человеческим соображениям, – убедить свободу челове­ка, чем создать природу» [4, c. 34]. А возбудить веру в душах «гораздо уди­вительнее, чем воскресить мертвого» [Там же]. Почему же не верят,

спрашивает он? Прежде всего, потому, что свободны и не хотят! [4, с. 299]. «Итак, веруй по той самой причине, по которой не веришь» [4, с. 698]. И ни­где так дорого зло не обходится, на этом собственно и настаивают историки всех времен и народов (начиная от Светония, Полибия, Тита Ливия, Плутар­ха до В.О. Ключевского, Ф.И. Успенского, также Р.Ю. Виппера, Э. Гиббона, И.Г. Дройзена и многих, многих других) как в философии. Точнее – при ее, философии, отсутствии в истории.

Эта позиция точно определена св. Василием Великим, который отметил, что «кто смотрит на зло без отвращения, тот скоро станет смотреть на него с удовольствием. Особенно опасно, когда человек хвалится в том, что на деле гнусно, и он не в состоянии это видеть, т.к. находит «славу в самом стыде» [1, с. 82]. И каков же выход, именно философский в том числе: «А если избег­нем низкого понятия, то уничтожится и нелепость противоречия» [1, с. 51]. Опасность же между тем в том, что многие, советуя то или иное людям, «раз­жижают, – пишет св. Василий Великий, – слово водой», примешивая собствен­ную мысль, ко вреду слушающих. «Ибо, служа их удовольствиям и угождая льстивыми речами, питают их страсти на их же погибель. Ослабляя, что в Пи­сании строго, сильно и с пользой обуздывает, и к погибели слушающих допус­кая какое-то невежественное человеколюбие, безрассудное извинение грехов и иное подобное, нравящееся многим, более и более расслабляют они души сластолюбцев» [1, с. 70].

Прогноз и философия. И последнее – о прогностических ролевых функциях философии. Точнее – о философии прогноза. Сразу при этом от­метим, что главная ее (философии) функция другая – именно пропедевтиче­ская как воспитательная. Точнее, историко-культурная и цивилизационная педагогика, как страхование от одичания, как воспитание творческих мыс­лительных способностей междисциплинарного характера. В том числе и в естественно-научной, технологической области. Как это отмечено До­стоевским, без красоты – гвоздя не выдумаете. Красота мысли, точнее, ее воспитание на примере исследования конечных сущностей всего и вся – и есть прерогатива философии. Что касается функции прогноза как прояв­ления творчества, то можно говорить, на наш взгляд, о двух видах прогноза.

1. 1. Это историко-футурологический, по сути, языческий подход. За истину принимается пристрастное, предвзятое самомнение, чаще всего, эмоцио­нально-страстное и художественно-поэтическое, как, прежде всего пси-хопатическое. Это субъективное предположение. Такой политический со­липсизм может сбываться, и тогда о таких гаданиях с неясной методикой выбора репрезентативной базы данных и об их авторах помнят. Но объек­тивности, устойчивости, общезначимости, аподиктичности здесь нет. Но, как справедливо полагал Аристотель, все великие смыслы можно передать спокойным голосом, а не в воодушевлении безумия. Кстати,
   

заметим, чемпионами по сбывшимся прогнозам в истории человечества относительно будущего этого самого человечества были именно литерато­ры – Г. Уэллс и Жюль Верн. Но о себе при этом они ничего не предузнали.

1. 2. Историко-социологический анализ истории и современности, соб­ственно христианский прогноз как дар прозорливости и пример страте­гического планирования, с фантастикой не имеющий ничего общего. Св. Василий Великий считал: не любопытствуй о будущем, но с пользой располагай настоящим. Его брат, св. Григорий Нисский, продолжал: по­чему-то с помощью гаданий, прорицаний, вдохновения и многих других ухищрений обольщаются тем, что толкования знамений позволят загля­нуть в будущее, чтобы избежать бед или достигнуть желаемого. Что опять-таки в лучшем случае тщетно, а в худшем, – оборачивается са­мыми печальными последствиями.

   Вспомним, все продуктивные, устойчивые прогнозы, имеющие не просто характер осуществленности, а прежде всего являющиеся эффективными в своей предостерегающей рекомендации от возможных ошибок, уже осу­ществлены. Или в виде неправильных решений, или в виде успеха и исто­рико-стратегической продуктивности. И не только в смысле политическом или нравственном. Но насущно-судьбоносные в своей эсхатологичности и сотериологичности. Имеющие в первую очередь именно настоящее, современность в виде репрезентативной базы данных. И пророки, и апо­столы, и святые, имеющие дар прозорливости, говорили и говорят бук­вально следующее: перед вашими глазами происходили и происходят те или иные тренды, те или иные исторические и культурные изменения в жизни человечества, в социальной, нравственной, религиозной, полити­ческой, экономической и т.п. областях. Одни при этом желательны, дру­гие – нет. Одни из них вам нравятся, другие вызывают тревогу. Но одни из них – причины. А другие – следствия! И если вы будете делать так, как вы уже действуете, то будете иметь вот такие и такие последствия, кото­рые тоже имеете перед собой. А если по-другому, то вот – такие. И они то­же есть у вас! Выбирайте! Короче говоря, будете сидеть на раскаленной сковородке, – получите ожог, а если будете соблюдать правила техники безопасности и станете употреблять сковородку по назначению, то полу­чите прекрасное жаркое и не будете наслаждаться тем, чем надлежит толь­ко пользоваться и станете наслаждаться тем, чем вы теперь только пользуетесь. Но при этом не сетуйте на какие-то внешние обстоятельства или на какую-то силу, или судьбу и не говорите, в оправдание своих оши­бок, что может раньше эти Заповеди и действовали, а теперь они устарели. Не говорите: за что мне это? Но вопрошайте: для чего мне это? И хотя бы иногда, но вспоминайте о философии perennis, а не только о философии transitus.

Да, мы, конечно, живем на земле и хотим при этом, естественно, жить по-земному. Только не надо забывать, как говорил св. Феофан Затворник, что на земле мы на время, и короткое. И, стало быть, хоть мы и земные, но не для земли получили бытие. В конце концов следует помнить: очень часто, как свидетельствует история, отдельные люди и даже целые ци-вилизации испытывают историю, ее опыт и традиции на прочность. Чем это заканчивается? Кризисами. Традиции начинают испытывать на прочность людей. Опыт предостережения от кризисов – это тоже то ценное философское знание, которое дается людям историей.

Заключение. При соотношении взаимоотношения философии и исто­рии, философии и культуры следует иметь в виду, что она (философия) не­сет на себе прежде всего функцию воспитательного свойства. И вместе с тем функцию стратегического планирования. А не прогностическую функцию. В противном случае мы получаем то, что можно назвать «тоннельным» или, как сейчас говорят, «блоковым мышлением», не способ­ным различать в долговременной, среднесрочной, и даже – в краткосрочной перспективе истинный и ложный виды прогресса, со всеми их последствия­ми в истории культур и цивилизаций. Или политическим солипсизмом, не способным ни к какому взаимодействию культур и переговорным про­цессам во внутригосударственных делах и международных отношениях.

Шамшурин Виктор Иванович – доктор социологических наук, профессор кафедры философии политики и права философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

119991, Россия, Москва, Ломоносовский просп., д. 27, корп. 4

Viktor I. Shamshurin – Sc.D. in Social science, Professor, Department of Phi­losophy of Politics and Law, Faculty of Philosophy, Lomonosov Moscow State University.

119991, 27/4 Lomonosovsky prospect, Moscow, Russia.

shamshuriny2@mail.ru

Шамшурина Нина Григорьевна – доктор экономических наук, профессор кафедры социологии медицины, экономики здравоохранения и меди­цинского страхования Первого МГМУ им. И.М. Сеченова.

119991, Россия, Москва, ул. Большая Пироговская, д. 2, стр. 4.

Российская медицинская академия непрерывного профессионального об­разования.

125993, Россия, Москва, ул. Баррикадная, д. 2/1, стр. 1.

Nina G. Shamshurina – Sc.D. in Economical sciences, Professor, Department of Medicine Sociology, Economics of Healthcare and Health Insurance, I.M. Sechenov First Moscow State Medical University.

119991, 2/4 Bolshaya Pirogovskaya str., Moscow, Russia.  

Russian Medical Academy of Continuing Professional Education.

125993,  2/1, building 1 Barrikadnaya str.,  Moscow, Russia.

shamshurina8@mail.ru

Список литературы

1. 1. Василий Великий св. Толкование на книгу пророка Исайи. М.: Изд-во Мос-ковского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002. 413 с.

2. 2. Дамаскин, Иоанн св. Источник знания. СПб.: Наука, 2006. 358 с.

3. 3. Институции Юстиниана. М.: Зерцало, 1998. 399 с.

4. 4. Иоанн Златоуст св. Беседы на послание к ефесянам // Священное Писание в толкованиях святителя Иоанна Златоуста. Т. IХ. М.: Ковчег, 2006. 912 с.

5. 5. Иоанн Златоуст св. О Священстве // Творения св. Отца нашего Иоанна Злато­уста, Архиепископа Константинопольского. 2-е изд. Т. 1. Кн. 2.  СПб.: Изд. СПб. Духовной Академии, 1898. 900 с.

6. 6. Кант И. Соч. В 6 т. Т. 4. Ч. 2. М.: Мысль, 1965. 478 с.

7. 7. Пушкин А.С. Сочинения. В 3 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1985. 735 с.

8. 8. Ефрем Сирин, преподобный. Творения. Молитва. М.: Сибирская Благозвонница, 2016. 700 с.

9. 9. Соловьев В.С. Первый шаг к положительной эстетике // Соловьев В.С. Соч. В 10 т. 2-е изд. Т. 7. 1914. СПб.: Просвещение, 1911–1914.  389 с.

10. 10. Соловьев В.С. Общий смысл искусства // Соловьев В.С. Соч. В 2 т. 2-е изд. М.: Мысль, 1990. 824 с.

11. 11. Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М.: Фонд ИВ, 2007. 808 с.

12. 12. Хомяков А.С. К сербам. Послание из Москвы // Хомяков А.С. Учение о Церкви. СПб.: Русс. Симфония, 2011. 608 с.

References

1. 1. Vasilii Velikii Sv. Tolkovanie na knigu proroka Isaii. M.: Izd-vo Moskovskogo pod­voria Sviato-Troitskoi Sergievoi Lavry, 2002. 413 s.

2. 2. Damaskin, Ioann Sv. Istochnik znaniia. SPb.: Nauka, 2006. 358 s.

3. 3. Institutsii Iustiniana. M.: Zertsalo, 1998. 399 s.

4. 4. Ioann Zlatoust Sv. Besedy na poslanie k efesianam // Sviashchennoe Pisanie v tolko­vaniiakh sviatitelia Ioanna Zlatousta. Т. IХ. M.: Kovcheg, 2006. 912 s.

5. 5. Ioann Zlatoust Sv. O Sviashchenstve // Tvoreniia Sv. Ottsa nashego Ioanna Zlatousta, Arkhiepiskopa Konstantinopolskogo. 2-e izd. T. 1. Kn. 2. SPb.: Izd. SPb. Dukhovnoi Akademii, 1898. 900 s.

6. 6. Kant I. Soch. V 6 t. T. 4. Ch. 2. M.: Mysl, 1965. 478 s.

7. 7. Pushkin A.S. Sochineniia. V 3 t. T. 1. M.: Khudozhestvennaia literatura, 1985. 735 s.

8. 8. Efrem Sirin, prepodobnyi. Tvoreniia. Molitva. M.: Sibirskaia Blagozvonnitsa, 2016. 700 s.

9. 9. Solovev V.S. Pervyi shag k polozhitelnoi estetike // Solovev V.S. Soch. V 10 t. 2-e izd. T. 7. 1914. SPb.: Prosveshchenie, 1911–1914.  389 s.

10. 10. Solovev V.S. Obshchii smysl iskusstva // Solovev V.S. Soch. V 2 t. 2-e izd. M.: Mysl, 1990. 824 s.

11. 11. Tikhomirov L.A. Religiozno-filosofskie osnovy istorii. M.: Fond IV, 2007. 808 s.

12. 12. Khomiakov A.S. K serbam. Poslanie iz Moskvy // Khomiakov A.S. Uchenie o Tserkvi. SPb.: Russ. Simfoniia, 2011. 608 s.