Проблемы цивилизационного развития

2021. Т. 3. № 2. С. 122–139

УДК 316.75

Civilization studies review

 Vol. 3. No. 2. P. 122–139

DOI 10.21146/2713-1483-2021-3-2-122-139

Рецензии

А.В. Трухан

Постсоветская идентичность России
в концептуальных и политических «войнах памяти»
(Памяти Валерия Николаевича Расторгуева)
Рецензия на книгу: Национальная память
в эпоху перемен / Т.В. Беспалова, С.П. Поцелуев, В.Н. Расторгуев. М.: 1000 бестселлеров, 2021. 208 с.

Anatoly V. Trukhan

Post-Soviet identity of Russia
in conceptual and political “wars of memory”
(In memory of Valery Nikolaevich Rastorguev)
Review of the book: National Memory in an Era of Change
 / T.V. Bespalova, S.P. Potseluev, V.N. Rastorguev

В статье дается развернутая рецензия коллективной монографии трех докторов наук, сосредоточивших свое внимание на проблеме функционирования культурного механизма коллективной памяти в эпоху «постправды». В предмете исследования выделяется три уровня: фактологический, вскрывающий процесс переписывания и фальсификации истории; политический, рассматривающий специфику ведения современной информационной войны против России, в которой «войны памяти» представляют одно из направлений политического противоборства; концептуаль­ный, определяющий различные стратегии выхода России из кризиса постсоветской идентичности. Особое внимание в рецензии уделяется дискуссии на концептуаль­ном уровне в обосновании концептов «государства-цивилизации» и «государства-нации» по вопросам понимания места и значения «русской идентичности» и «исто­рической правды» в решении проблемы выхода России из кризиса постсоветской идентичности.

Ключевые слова: нация, национальная идентичность, цивилизационная идентич­ность, гражданско-политическая идентичность, этнокультурная идентичность, рус­ская идентичность, кризис постсоветской идентичности, примордиализм, модер­низм, государство-цивилизация, государство-нация, коллективная память, истори­ческая память, войны памяти, политика памяти.

Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

123

The article gives an extensive review of the collective monograph of three doctors of sci­ences who focused on the problem of the functioning of the cultural mechanism of collec­tive memory in the era of “post-truth”. The subject of the study identifies three levels: factual, revealing the process of rewriting and falsifying history; political, considering the specifics of conducting a modern information war against Russia, in which “wars of memory” represent one of the directions of political confrontation; conceptual, defin­ing various strategies for Russia’s exit from the crisis of post-Soviet identity. The review pays particular attention to the discussion at the conceptual level in substantiating the concepts of “state-civilization” and “state-nation” on the issues of understanding the place and meaning of “Russian identity” and “historical truth” in solving the problem of Russia’s exit from the crisis of post-Soviet identity.

Keywords: nation, national identity, civilizational identity, civil-political identity, ethno­cultural identity, Russian identity, crisis of post-Soviet identity, primoridalism, mod­ernism, state-civilization, state-nation, collective memory, historical memory, memory wars, memory policy

В июле 2020 года рецензия рукописи коллективной монографии «Нацио­нальная память в эпоху перемен» была подготовлена для публикации книги в из­дательстве Института Наследия. Однако это издание не состоялось. Книга вышла в другом издательстве – в мае 2021 года. Планировалась ее презента­ция. Но эти планы были изменены по причине болезни и смерти одного из авто­ров. 6 июля 2021 года умер Валерий Николаевич Расторгуев. В связи с этим со­бытием нами было принято решение доработать и опубликовать свою рецензию на книгу, которая оказалась последней в жизни В.Н. Расторгуева, и тем самым почтить его память.

1. Кризис постсоветской идентичности. Современность позициониру­ет себя как эпоха перемен. Эта эпоха заявляет о себе непредсказуемостью своего будущего и, что еще тревожнее, предсказуемостью катастрофическо­го будущего. Человечество вступило в век «стратегической нестабильно­сти» [5]. Эта оценка современности доминирует в европейской и отече­ственной общественно-политической мысли. Ее же придерживаются и авто­ры рецензируемой монографии, указывая на это в названии книги и выстраивая ее содержание как развернутый ответ на вызов времени.

На наших глазах кризис идентичности приобретает статус глобальной социокультурной проблемы. Он проявляет себя в распаде традиционных и современных социальных общностей в связи с утратой главного иденти­фикационного признака, с помощью которого отдельный индивид отожде­ствляет себя с обществом в целом. Особую остроту этот вопрос приобрета­ет в постсоветской России, где советская идентичность рассыпалась на мел­кие осколки гражданской, этнической, национальной, региональной, профессиональной, социальной, социокультурной, религиозной и пр., из ко­торых на политическом уровне предпринимаются безуспешные попытки со­брать единую российскую нацию.

124

Рецензии

Вокруг этого процесса российского нациестроительства в рецензируемой монографии разворачивается на новом уровне традиционная для русской об­щественной мысли дискуссия между «западниками и славянофилами» о судь­бе и предназначении России, которую условно можно назвать противостояни­ем между сторонниками «государства-цивилизации» и «государства-нации».

2. Предмет исследования. В коллективной монографии можно выде­лить три предметных уровня исследования. Первый уровень – фактологиче­ский, вскрывающий процесс переписывания и фальсификации истории, прежде всего, связанный с пониманием роли советской России во Второй мировой войне. Снос памятников и осквернение воинских захоронений на территориях постсоциалистических и постсоветских стран, агрессивная актуализация в общественном сознании антисоветской и русофобской мифо­логии – лишь малая доля той фактуры, которая требует внятного объяснения. Этот процесс, парадоксальный по своей природе и циничный по своему со­держанию, представляет собой низший уровень теоретического осмысления.

Второй уровень – политический, рассматривающий специфику ведения современной информационной войны против России, в которой «войны памяти» представляют одно из направлений политического противоборства. В этой части интерес представляет рассмотрение инструментария и механизма ведения «войн памяти» вообще и конкретных операций в частности, предметное содержание государственной «политики памяти» и реализация этой политики. Предельно ак­туально звучит постановка вопроса о причинах поражения России на всех уров­нях информационного противодействия и в «войнах памяти» прежде всего.

Третий уровень – концептуальный, определяющий различные стратегии выхода России из кризиса постсоветской идентичности. Несмотря на то, что в названии книги в качестве теоретического предмета заявлена проблема «национальной памяти», решение этой проблемы прямо связывается с кон­цепцией национальной идентичности, потому что «память является осно­вой идентичности» [11, с. 6]. Таким образом, специфика авторского подхо­да к решению проблемы идентичности состоит в том, чтобы рассмотреть ее сквозь призму работы социокультурных механизмов коллективной памя­ти в постсоветскую эпоху перемен.

Главная цель исследования – разработка концептуального обоснования мемориальной политики, адекватной идентичности России. Решение этой цели достигается через постановку следующих задач: во-первых, предста­вить теоретическое решение проблемы идентичности России; во-вторых, осуществить разработку концепта исторической памяти, соответствующего решению проблемы идентичности России; в-третьих, сформулировать ба­зовые принципы организованной «политики памяти», направленные на за­щиту государственной безопасности.

Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

125

Работа авторов в одном проблемном поле, и их сосредоточенность на решении поставленных задач обеспечивает целостность представленного исследования.

3. Авторство и структура монографии. Исследование выполнено и подготовлено к изданию коллективом авторов: доктором философских наук, профессором В.Н. Расторгуевым (часть 1); доктором философских наук, кандидатом политических наук, доцентом Т.В. Беспаловой (введение, часть 2, заключение); доктором политических наук, профессором С.П. По­целуевым (части 3 и 4).

Логика представления результатов исследования выстроена следую­щим образом: в первой части рассматривается специфика организации и функционирования коллективной памяти в эпоху «постправды»; во вто­рой и третьей частях формулируются две альтернативные концепции иден­тичности России (концепт «государства-цивилизации» Т.В. Беспаловой и концепт «государства-нации» С.П. Поцелуева) в соответствии с которыми выстраиваются разные модели коллективной памяти и разные стратегии вы­хода России из кризиса современности; в 4-й части рассматриваются случаи реализации стратегий памяти государства-нации на конкретных примерах.

Концентрируя свое внимание на проблеме «исторической памяти», ав­торы подходят к ее решению с разных сторон, обусловленных собствен­ными научными интересами, разрабатывая свой понятийный аппарат. Тем самым, мы имеем дело с наложенными друг на друга тремя теоретически­ми срезами одной проблемы, что позволяет обнаружить новые смыслы в их постановке и решении, которые отчасти формулируются авторами, отчасти – требуют от читателя самостоятельного вывода. Соединение в одном теоретическом пространстве разных точек зрения по чрезвычайно острой социально-политической проблематике демонстрирует нам пример научно корректного и уважительного ведения дискуссии, столь же необхо­димого для выработки общезначимого результата, как и научная состоя­тельность диспутантов.

4. Проблемное поле исследования. Постановка острых вопросов и вы­явление практических проблем, которые не могут быть решены без концеп­туального осмысления – сильная сторона монографии. Чтобы представить ее в нашей рецензии, мы решили еще более обострить ситуацию и поста­вить перед авторами вопросы, которые они прямо не рассматривали, но без решения которых немыслимо преодоление того системного кризиса созна­ния, в котором оказалось постсоветское общество. Это два вопроса: как ре­шается «русский вопрос» в определении идентичности России; и как мыс­лится в их моделях «исторической памяти» восстановление «исторической правды» в эпоху «постправды».

126

Рецензии

После разрушения советской идентичности и политического самоопреде­ления России в границах РСФСР процесс идентификации России не пошел по «русскому» пути. Прежде всего, по причине отторжения этого пути самим русским самосознанием. Неприемлема оказалась для русского человека и на­ционально-этническая идентичность «великорусского шовинизма», и гра­жданско-политическая идентичность «россиянина», которую предлагают ему европейские «нациестроители». Само прилагательное «русский» для русского человека стало проблемой, – как остроумно замечает Федор Гиренок, который приходит в недоумение «по поводу неодолимого желания русских отказаться от слова «русский» и заменить его каким-нибудь другим словом» [2, c. 7].

«Нам, – пишет Ф. Гиренок, – почему-то хочется создать языковую за­глушку для нормального чувства идентификации с целым. Сначала этой заглушкой было слово «советский». Затем, со ссылкой на Карамзина, его заменили «россиянином» [Там же]. Далее русский философ выдает текст, который можно назвать «символом веры» русского самосознания.

«Я – не россиянин. И не гражданин мира. Но в той мере, в какой я про­должаю быть русским, возможна Россия. И возможно сожительство в ней разных народов. То есть возможен русский космос. Ели же я стану россия­нином, то Россия пропадет. И россияне исчезнут» [Там же].

Какой ответ на вопрос о значении и месте русской идентичности в преодолении кризиса постсоветской идентичности дается в монографии?

5. «Русский фактор» в концепции «государства-цивилизации»1. От­вет Т.В. Беспаловой может быть раскрыт с помощью нескольких принципи­альных положений.

Во-первых, автор вводит трехчленную иерархическую структуру иден­тичности России: этнокультурную, национальную (гражданско-политиче­скую) и цивилизационную [11, с. 7], в которой субординационная система выстраивается «от приоритетной цивилизационной к гражданской (полити­ческой) и этнокультурной» [Там же, с. 8].

Цивилизационный элемент определяется понятием из п. 11.1 «Стратегии го­сударственной национальной политики РФ на период до 2025 года» (далее – «Стратегия») [10], в котором утверждается, что «современное российское обще­ство объединяет единый культурный (цивилизационный) код, который основан на сохранении и развитии русской культуры и языка…» [11, с. 8]. Данная структура представляет собой архетипическую конструкцию культурного воспроизводства и социально-политического развития той уникальной общности, которая имену­ется «Россией». Наличие универсальной системы ценностей («православного мировоззрения»), транслируемой русской культурой средствами русского языка, составляет уникальную особенность России как «государства-цивилизации».


Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

127

Во-вторых, автор утверждает принцип недопустимости элиминирова­ния этнической идентичности гражданской идентичностью или подмены ее цивилизационной идентичностью, но при этом делает акцент на сохранении русской этнокультурной идентичности – «русского народа» [11, с. 7]. Рус­ский народ как этнос выступает основным человеческим ресурсом, на пле­чах которого держится здание многонационального государства.

В-третьих, присутствие «русского фактора» на среднем уровне иден­тичности (гражданско-политическом) задается принципом: «русский народ является государствообразующим по факту существования России» со ссылкой на публикации президента России В.В. Путина [Там же, с. 8]. Многонациональное государство исторически было создано русским наро­дом для реализации своего права жить на своей земле в соответствии с соб­ственной системой ценностей и защищать это же право народов, входящих в состав России со своими территориями.

Таким образом, можно сказать, что в концепции Т.В. Беспаловой «русский фактор» присутствует на всех уровнях идентичности России, образуя стержневую ось, на которую нанизываются идентичности других народов и культур, составляя фундаментальное основание многонационального единства народов России, определяемого в «Стратегии» как «российская на­ция». Системообразующим началом этого единства выступает русская культу­ра, воспроизводящая в межпоколенной трансляции универсальную систему ценностей («православное мировоззрение»). Именно это аксиологическое со­держание русской культуры выступает объединяющим и структурирующим началом идентичности России. Через воспроизводство этой системы ценно­стей на цивилизационном уровне, подчинение ей индивидуальной воли на гра­жданско-политическом уровне и ресурсное обеспечение реализации этой воли на этническом уровне осуществляется в истории самоидентификация России.

6. «Русская культура» в концепции «государства-нации». Свой ответ С.П. Поцелуев формулирует в рамках хорошо разработанной модернистской парадигмы нации и национализма для гетерогенных обществ. Энтони Смит дает следующее определение «государства-нации» – это «территориальные государства, пытавшиеся создать единые нации из этнически разнородного населения» [7, c. 53]. «Идея государства-нации, – пишет Э. Паин, – подразу­мевающая сочетание демократического типа государственного устройства и гражданского типа нации, – такой же знаковый признак либерализма и мо­дернизма, как рынок, демократия и свобода слова» [4, c. 10]. Этот концепт в постсоветской России изначально разрабатывается и позиционируется как альтернатива имперскому типу государства, который характерен традицио­налистскому типу политической идентичности России. Идея государства-нации есть проект, цель которого – обеспечить в постсоветский период пере­ход России «от имперского типа государства к государству-нации».

128

Рецензии

Позицию С.П. Поцелуева можно изложить в следующих положениях.

Во-первых, автор сразу дает ответ на вопрос: зачем России «российская нация»? Казалось бы, ответ ясен – его уже дал выше Эмиль Паин. Однако: «Необходимость российской нации диктуется, прежде всего, спецификой нашей эпохи, в которой национальная форма политической общности оста­ется наиболее эффективным способом легитимации государственной вла­сти, в первую очередь идеологической легитимации» [11, с. 103]. При этом острота поставленной задачи возводится на высший уровень политических задач: «В этом смысле вопрос о том, быть или не быть России нацией, равен вопросу о жизни и смерти российской государственности» [Там же].

Во-вторых, автор использует двучленную структуру идентичностей концепта государства-нации. Она включает в себя архаический элемент – этнокультурную идентичность и современный – культурно-политическую идентичность. Общий смысл модернизма – осуществление социально-политических преобразований в логике прогресса, т.е. наращивания прио­ритетности культурно-политической идентичности и ослабление этно­культурной. Это – процесс исторического движения от культуры «низкой» к культуре «высокой»2, которое осуществляется за счет переноса фокуса культуры с уровня этнокультурной идентичности в область гражданско-политической идентичности и переподчинение культуры политическим институтам национального государства. «Своеобразие эпохи наций состоит в том, что в ней впервые целая культура задействуется как стратегическое, т.е. политическое средство» [Там же, с. 103–104]. В Новое время культурная идентичность выступает единственным источником политической легитим­ности власти. Поэтому главная задача модернистской концепции состоит в том, чтобы использовать культуру в качестве политического средства. Применительно к российским реалиям это означает, что таким средством должна стать русская культура.

В-третьих, автор уделяет особое внимание целенаправленному полити­ческому усилию в решении задачи строительства российской нации, без ко­торого ни интегрирующая роль русской культуры, ни совместное прожива­ние на одной территории не имеют решающего значения. Интегрирующая роль русской культуры и языка сводится до уровня «коммуникативной плат­формы для диалога и взаимной «переводимости» культур и языков всех на­родов, населяющих Россию» [Там же, с. 104].

Таким образом, в концепции Поцелуева «русский фактор» устраняется с этнического уровня идентичности и не выносится на цивилизационный


Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

129

уровень, он остается только на гражданско-политическом уровне в качестве русской культуры, которая понимается формально как межнациональное средство коммуникации. В процессе модернизации русская культура долж­на стать средством достижения политических целей.

7. «Русский фактор» в концепциях «государства-цивилизации» и «государства-нации». Результаты сравнительного анализа двух концеп­ций представлены в Таблице 1.

Таблица 1. «Русский фактор» в структуре идентичности России как «государства-цивилизации и «государства-нации»

Уровень идентичности

«Русский фактор» в «государстве- цивилизации»

«Русский фактор» в «государстве-нации»

  1. 1. Цивилизационная идентичность

русская культура как «цивилизационный код», русский народ как носитель цивилизационного кода

 

  1. 2. Гражданско-политическая идентичность

русский народ как государствообразующий фактор

русская культура как средство общенацио­нальной коммуника­ции и легитимации власти политической элиты

  1. 3. Этнокультурная идентичность

русский народ как этнос

территориально-политическая полиэтническая общность народов России

Используя таблицу, можно сделать некоторые выводы:

  1. 1. Ключевое расхождение спорящих сторон заключается в понимании структуры идентичности России, значения и места русской культуры в воспроизводстве этой идентичности.

  2. 2. Если у Беспаловой структура идентичности России трехчленна и имеет иерархический каркас, субординирующий уровни идентичности, кото­рый выступает архетипом воспроизводства идентичности России в ис­тории, то у Поцелуева структура идентичности двучленна и не имеет архетипического каркаса, ее иерархичность задается процессом культурного перехода от «низкого» к «высокому», т.е. определяется в прогрессистской логике исторического движения.

  3. 3. В концепции Беспаловой аксиологическое содержание русской культуры («традиционные духовно-нравственные ценности») абсолютизируется, выступает тем системообразующим началом (цивилизационным кодом),

130

Рецензии

которое задает структуру и смысловую иерархию всех уровней идентич­ности России, определяя ее структурно-содержательную константность при всех исторических вариациях социально-политических форм; вместо этого у Поцелуева абсолютизируется сам процесс прогрессивного пере­хода, ценностные же представления о «низкой» (архаичной) и «высокой» (прогрессивной) культурах обусловливаются социальными характеристи­ками (например, переходом от аграрного общества к индустриальному).

  1. 4. Логическим следствием предыдущего вывода является то, что в концеп­ции «государства-цивилизации» акцент делается на универсальной культурной идентичности цивилизационного уровня, в концепции же «го­сударства-нации» этот акцент делается на политической составляющей.

  2. 5. По совокупности признаков данные концепции можно классифициро­вать в модернистской парадигме как культурный примордиализм – кон­цепт Беспаловой и классический модернизм – концепт Поцелуева.

8. «Историческая правда» как духовно-нравственное прочтение собы­тий прошлого. Чтобы увидеть границу, разделяющую позиции соавторов в описании механизма «коллективной памяти», необходимо провести некоторое различение понятий, которое вводит в своей части Т.В. Беспалова. «Проблему исторической памяти (как и проблему национальной идентичности) представ­ляется возможным осмыслить в рамках трех подходов – примордиализма, конструктивизма, инструментализма: память как реальность, конструкт и техно­логия конструирования национальной идентичности» [11, с. 56].

Эксплицируя содержание понятия «историческая память» в рамках при­мордиалистской парадигмы, автор дает следующую характеристику: «Исто­рическая память как объективная реальность связана с особым освоением прошлого, признанием объективности исторического факта как такового (ориентацией на эмпирический материал, его «живое» припоминание). Па­мять обладает онтологическим статусом, независимо от культурных эпох и смены парадигм памяти» [Там же]. Концепция «исторической памяти» Т.В. Беспаловой может быть представлена в следующих положениях.

Во-первых, несомненно, что автор выстраивает свою концепцию «наци­ональной памяти» в этой парадигме «онтологического примордиализма»3.

Во-вторых, в соответствии с тремя иерархически организованными структурными уровнями идентичности России может быть рассмотрена структура коллективной памяти. Эту структуры мы отобразили в сравни­тельной таблице тезаурусов описания коллективной памяти «государства-цивилизации» и «государства-нации» (Табл. 2).


Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

131

В-третьих, важнейший тезис, который характеризует взаимодействие в коллективной памяти трех уровней идентичности, автор формулирует следу­ющим образом: «Память русской души, или живая память народа, оказыва­ется гораздо ближе к национальной идее (в соловьевском понимании – что Бог думает о нации в вечности. – А.Т.), чем либеральные, классовые и любые другие идеологические принципы. Такая память вмещает в себя и свободу, ограниченную совестью, и правду на земле…» [11, с. 58]. Этот тезис уста­навливает приоритетный характер взаимосвязи и взаимодействия этнокультур­ной и цивилизационной идентичностей в коллективной памяти, в то время как гражданско-политической идентичности отводит второстепенное место.

Из этого тезиса можно реконструировать дефиницию понятия «истори­ческая правда» в коллективном сознании «государства-цивилизации». Она есть согласование образа прошлого между двумя уровнями коллективной памяти: этнокультурной и цивилизационной. Принимая во внимание аксио­логическую центрированность русской культуры, можно сказать, что «исто­рическая правда» есть духовно-нравственное прочтение прошлого, сохраня­ющегося на этнокультурном уровне коллективной памяти, Через соответ­ствие событий прошлого «исторической правде» совершается отбор и структурирование этих событий в коллективной памяти народа.

9. «Историческая правда» как творческое раскрытие символов прошлого в политических целях. В разработке своей модели «историче­ской памяти» С.П. Поцелуев развивает альтернативное примордиализму конструктивистское отношение к национальному прошлому, согласно ко­торому прошлое «(ре-)конструируется в целях сознательного строитель­ства национальной общности как общности не просто культурной, но культурно-политической» [Там же, с. 105].

В решении задачи сравнительного анализа двух альтернативных кон­цептов укажем лишь на главные расхождения в моделях «национальной па­мяти» С.П. Поцелуева и Т.В. Беспаловой. Надо отметить, что в этом вопро­се расхождений между соавторами существенно меньше, чем сходства. Бо­лее того, при определенной коррекции весь разработанный функционал концепта «исторической памяти» Поцелуева может быть адаптирован для описания работы коллективной памяти «государства-цивилизации».

Во-первых, автор показывает несовместимость своей позиции с «инстру­менталистским» отношением к прошлому, в котором «стремятся рассматри­вать этничность и национальность как площадки и ресурсы для коллектив­ной мобилизации преследующими наибольшую выгоду… элитами» [3, с. 11, Цит. по: 11, с. 105]

Важнейшим ограничением на пути реализации произвола политических элит в конструировании прошлого, по мнению С.П. Поцелуева, является символический характер культурной памяти: «прошлое нации, ее главный

132

Рецензии

нарратив, невозможно конструировать без учета объективной логики тех ис­торических (уходящих корнями в седую древность) символов, которые включаются национальным воображением в дискурс нации» [11, с. 105]. Символы несут в себе память об «определенном» прошлом, поэтому культурные символы сопротивляются произволу элит. Связь с этническим уровнем коллективной памяти сохраняется через использование выработан­ных в ней символов. Вместе с тем символический характер имеет и полити­ческая идентификация. «Политическая идентификация носит символиче­ский характер, а силу символа, тем более квазирелигиозного национального символа, нельзя объяснить лишь его фиктивностью» [Там же, с. 106]. Ис­пользование произвольной символики имеет предел – отсутствие реальной объединяющей силы граждан в нацию. Поэтому процесс нациестроитель­ства предполагает творческое раскрытие этих символов в создании нацио­нального нарратива.

Определение понятия «историческая правда» может быть дано как творческое раскрытие символов этнической памяти в символах националь­ного нарратива, обладающего силой массовой мобилизации граждан на дея­тельность в политических целях нации.

Во-вторых, автор раскрывает культурный механизм забывания-воспо­минания как творческий процесс, характеризующийся нарративной систем­ностью и связанностью, что обеспечивает воспоминание-реконструкцию за­бытого в определенных когнитивных рамках (фреймах) посредством культурно сформированных, общественно обязательных «образов воспоми­нания», называемых символическими фигурами воспоминания (к ним отно­сятся, прежде всего, мифы, затем – художественные образы театра, живопи­си, литературы, кинематографа).

Следует заметить, что если сделать акцент не на политической состав­ляющей в интерпретации и переинтерпретации прошлого, а на творческом характере воспроизводства «исторической правды», то данный механизм за­бывания-воспоминания может получить «онтологическую» интерпретацию и быть использован в примордиалистской концепции возрождения России как «государства-цивилизации».

В-третьих, автор уточняет понятие «историческая память», проводит смысловое разграничение множества значений термина «коллективная па­мять» и в итоге приходит к следующему выводу: «По своему социальному носителю историческая память может выступать в двух видах: 1) как ин­дивидуальная память отдельного человека или 2) как память коллектива (массы) людей, объединенных общим опытом. По своей дискурсивной форме историческая память различается как: 1) живая память; 2) как объективированная (культурная) память и 3) как организованная (сконстру­ированная) память» [11, с. 129].

Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

133

10. «Историческая правда» в тезаурусах коллективной памяти «го­сударства-цивилизации» и «государства-нации». Выделенные С.П. Поце­луевым три дискурсивные формы могут быть соотнесены с тремя структур­ными уровнями идентичности России концепции Т.В. Беспаловой, в рамках которых можно провести сопоставление тезаурусов описания коллективной памяти двух конкурирующих концепций (Табл. 2).

Таблица 2. Коллективная память в тезаурусах «государства-цивилизации и «государства-нации»

Уровень коллективной памяти

Тезаурус «государства-цивилизации»

Тезаурус «государства-нации»

  1. 1. Цивилизацион­ная память

  • «национальная память»,

  • «память культурно-исторического кода»

 

  1. 1. Гражданско-политическая память

  • «организованная память»,

  • «искусственная память»,

  • «патриотическая память»,

  • «память как долг»,

  • «официальная история»,

  • «организованная политика памяти»

1) организованная (сконструированная) память:

  • «организованная память»,

  • «политики памяти»;

2) объективированная (культурная) память:

  • «объективная память»,

  • «искусственная память»,

- «культурная память»

  1. 1. Этнокультурная память

  • «живая память»,

  • «живая народная память»,

  • «глубинная память народа»,

  • «память русской души»,

  • «молитвенная память»

3) «живая память»

Под «живой памятью» Поцелуев понимает память отдельных поколений, «как собранную из скоординированной памяти отдельных индивидов, связан­ных между собой совместным проживанием и коммуникацией в реальном пространстве и времени» [11, с. 129]. Как видим, содержание этого понятия полностью освобождается от какой-либо этнокультурной идентичности. Да­лее, понятие «культурная память» (тождественное концептам «объективная память», «искусственная память», «культурная память») употребляется в том же смысле, что «национальная память» (т.е. память культурно-исторического кода)» Беспаловой и выступает признаком цивилизационной идентичности

134

Рецензии

России. Однако у Поцелуева она не выделяется в отдельный уровень цивили­зационной памяти, а встроена в уровень гражданско-политической памяти. Наконец, третья дискурсивная форма, в которой «культурная память специ­ально организуется для политических целей… приобретает вид «организо­ванной» памяти или «политики памяти» [11, с. 129]. В этом пункте мы также находим полное тождество с понятийным рядом Беспаловой, характеризую­щим гражданско-национальный уровень идентичности.

Таким образом, можно выделить три существенных отличия в структуре концепта коллективной памяти Поцелуева по сравнению с концепцией Бес­паловой: 1) «этническая память» утрачивает свою самостоятельную дискур­сивную форму и входит в состав «культурной памяти» своими символами, составляя основу культурного кода национального нарратива; 2) гражданско-политический уровень идентичности нации формируется «политикой памя­ти» – специально организованной в политических целях «культурной памя­тью»; 3) «культурная память» в своих универсальных, системообразующих началах национального единства не выделяется в особый уровень воспроиз­водства идентичности – цивилизационный.

В связи с третьим пунктом, хотелось бы сразу ответить на вопрос: каковы основания для выделения в концептуальных рамках «государства-цивилиза­ции» культурной памяти в особый цивилизационный уровень воспроизводства идентичности. Этот уровень необходим для того, чтобы применительно к рос­сийским реалиям зафиксировать то положение, что феномен полиэтнического единства России возник и воспроизводит себя в истории благодаря сформиро­ванному в рамках русского этноса универсального культурного кода. Этот культурный код имеет надэтническое и надполитическое значение для концеп­туального определения сущности феномена России. Он не является продуктом мультикультурного синтеза входящих в состав России народов, но воспринят русским народом (культурным реципиентом) от Византии (культуры донора) и положен в основание культурного и политического единства народов в со­ставе России. Существующая связь между русским народом как этнокультур­ным единством и цивилизационным кодом русской культуры является суще­ственным и неизменяемым условием существования России.

11. Что же происходит с осознанием русской идентичности в постсо­ветской общественной мысли?

Возвращаясь к «символу веры» русского самосознания Федора Гирен­ка, можно дать следующий ответ. Дословность русской социальной мысли оформляется в цивилизационный дискурс, но никак не может обрести своей парадигмы. Поэтому она продолжает заимствовать фигуры речи и мысли из европейского способа мысли, при ясном понимании того, что подобное оформление себя в категориях нации и национализма для русского самосо­знания немыслимо.

Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

135

Русская мысль начинает осмысливать себя как «русскую» – не «славя­нофильскую» или «почвенническую», а «русскую». Важно подчеркнуть – происходит осознание того, что проблема определения русской идентично­сти в идентификационной системе России – это проблема самих русских, которая, прежде всего, должна быть решена русскими для себя, а не для то­го, чтобы кому-то что-то доказать.

Мы полагаем, что концептуальное оформление общественного единства на «русском начале» обладает потенциалом преодоления застаре­лого раскола в русском сознании на западников и славянофилов. Имя еди­ной для всех парадигмы мысли – «русская цивилизация» (именно – «рус­ская», а не «российская»). Процесс преодоления этого раскола идет на кон­цептуальном уровне, доказательством чему может послужить сближение позиций между соавторами рецензируемой книги по вопросу сохранения «исторической правды» в коллективной памяти русского народа.

Если в концепции «исторической памяти» С.П. Поцелуева (Табл. 2) осу­ществить онтологическую интерпретацию природы символа (например, с помощью теории символа А.Ф. Лосева), перенести «культурную память» с уровня гражданско-политической идентичности на уровень цивилизаци­онный и наполнить «живую память» этническим содержанием, то мы полу­чим разработанный культурологический функционал для описания работы коллективной памяти в цивилизационной парадигме «государства-цивили­зации», которого нет у Т.В. Беспаловой.

12. Теоретическое «завещание» В.Н. Расторгуева. Свой ответ на по­ставленные вопросы дает еще один соавтор монографии, позиция которого задает рамки проблемного поля состоявшейся дискуссии и вместе с тем со­держит ключ к ее разрешению. Сейчас, после смерти Валерия Николаевича, внимательнее всматриваешься в его текст, начинаешь искать в нем некото­рые признаки теоретического «завещания» и «пророчества» – и находишь. Отметим главное.

Во-первых, В.Н. Расторгуев добавляет к трехчленной структуре Т.В. Бес­паловой и двухчленной структуре С.П. Поцелуева еще один элемент. Он по­казывает, что стремление сторонников цивилизационного подхода абсолюти­зировать аксиологическое содержание русской культуры на цивилизацион­ном уровне идентичности есть не что иное, как попытка введения в научный дискурс метафизического и метаисторического измерения. К «прошлому» (этносу) и «будущему» (нации) он добавляет «вечность» («Перст Божий»).

Это измерение модернисты поместили в рамки перенниалистских и примордиалистских концепций и отправили на свалку «паранаучных вы­сказываний» вместе с самими этими концепциями. Однако, «эпоха пере­мен», в которой мы оказались, вскрыла концептуальную ограниченность модернистской парадигмы, о чем свидетельствуют сами адепты модернист‐

136

Рецензии

ской концепции нации и национализма4. Надежды осуществить «ребрен­динг» модернизма остаются надеждами. В общественном сознании возни­кает социальный запрос на возвращение в научный дискурс объяснитель­ных конструкций «примордиализма», «перенниализма», «эссенциализма», «русской историософии»5. Свою теоретическую конструкцию предлагает и В.Н. Расторгуев.

Во-вторых, главное в концепции Расторгуева заключается в том, что Бог вмешивается в историю «роковыми событиями». Признаком же Боже­ственного присутствия в этих событиях является исторический синхронизм, а способом прогнозирования наступления роковых событий – синхронизм памятных дат роковых событий прошлого («парад роковых событий»).

«Роковые события – это не просто события в череде других, а поворотные пункты истории. Они явным, хотя и непостижимым образом изменяют судьбы государств, цивилизационных миров и гражданских наций, этническое само­сознание и коллективную память поколений» [11, с. 12]. Само определение ро­ковых событий примечательно тем, что в нем задается типология идентично­стей и инструмент воспроизводства идентичности конкретного типа.

Таких идентичностей четыре: 1) государство – как политико-территори­альная идентичность; 2) цивилизационный мир – как историко-культурная идентичность; 3) гражданская нация – как культурно-политическая идентич­ность; 4)  этническое самосознание – как кровнородственная идентичность. Инструментом воспроизводства идентичности выступает коллективная память.

Роковые события способны внести необратимые изменения в коллек­тивную память и изменить типологическую структуру идентичности социу­ма. Эти изменения не просто обновляют идентичность, они ее переформа­тируют. «Если войны и кончаются миром, то в любом случае это будет уже другой мир, с новым прошлым, ибо войны, а не летописцы и не ученые-историки каждый раз заново переписывают историю своих народов и госу­дарств» [Там же, с. 14]. Эти последние «лишь тогда творят историю, когда их слово узнается коллективным сознанием, уже измененным войной» [Там же]. Конструирование прошлого имеет свои границы. Они определя‐


Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

137

ются роковыми событиями и коллективной памятью, которая «узнает» или «не узнает» написанную «политикой памяти» историю как «свою». Если вдруг период «неузнавания» затягивается, то следует ждать нового рокового события, которое откорректирует и представление о прошлом, и идентич­ность коллективного сознания.

В-третьих, автор открывает нам понимание современности как време­ни «постправды»6, в котором структурные и смысловые связи между пред­шествующим роковым событием и сформированной им коллективной иден­тичностью не просто искажаются «политиками памяти» до «неузнаваемо­сти», а заменяются на альтернативные, в которых совершается инверсия смыслов. Понятно, что в этих условиях мы стоим накануне нового рокового события (или уже вошли в него), призванного откорректировать этот разрыв и восстановить «историческую правду» и в общественном сознании, и в действительности.

Автор строит свой прогноз того, что временем начала этого рокового события является второе десятилетие нашего века. Методологическим основанием этого прогноза служит вводимое им понятие «парад роковых дат» – «наложение во времени» информационных «двойников» роковых со­бытий, под которыми понимаются юбилейные даты. В.Н. Расторгуев вы­страивает ряд юбилейных дат, раскрывая их значение.

Особого внимания заслуживает юбилейное событие, смысл которого не поддается инверсии в писанной «политиками памяти» истории. Это – событие русской революции 1917 года, столетний юбилей которого прошел незаметно. Два последних подраздела автор посвящает революции. Вскры­вая противоречивость русской революции, он все-таки видит в ней то роко­вое событие, которое не исчерпало своей власти причинного действия в русской истории.

Именно с этим роковым событием автор связывает свои надежды на вы­ход России из ситуации «постправды», цитируя при этом А.С. Панарина: «Выбыв из первого мира колониального Запада, она повернулась к миру ко­лонизированного Востока и остановила в конечном счете процесс мировой колонизации. Можно сколько угодно говорить о геополитических играх Ста­лина, о советской империи, но факт остается фактом: Россию в этом исходе из первого мира вдохновляла великая христианская идея союза со слабыми гонимыми против сильных и наглых. Какое бы идеологическое, научно-ком­мунистическое оформление ни претерпела эта идея, именно заложенный в ней православный энергийный импульс сообщил ей необычайную мощь, убедительность и вдохновительность» [5, c. 40, Цит. по: 11, с. 37–38].


138

Рецензии

Валерий Николаевич Расторгуев был другом А.С. Панарина и продолжа­телем общего для них дела – отстаивал в теоретическом дискурсе право Рос­сии на свою «традиционную цивилизационную идентичность» [11, с. 38]. Определяя текущий момент в истории России как начало разворачивания глобального рокового события, мы видим в нем вмешательство метаистори­ческого субъекта в судьбу России. Главная проблема, которую не смогло раз­решить ни постсоветское общество, ни постсоветская общественная мысль, заключается в непреодолимости образовавшегося в постсоветской идентич­ности разрыва между «советской» и «православной» составляющими «рус­ской идентичности». Мы полагаем, что именно на русском цивилизационном основании должны быть сняты все противоречия постсоветской идентично­сти России. Однако, как предупреждает нас В.Н. Расторгуев, решение этой задачи будет прежде всего историческим, а уже после – теоретическим.

Если опускаться с концептуального уровня на политический – уровень информационного противостояния и ведения «войн памяти», то для итоговой оценки рецензируемой книги можно использовать афоризм китайского воен­ного стратега Сунь Цзу: «Когда ты знаешь себя и других, ты в безопасности; когда ты знаешь себя, но не знаешь других, у тебя есть полшанса на вы­игрыш, но когда ты не знаешь ни себя, ни других, ты в опасности при каж­дой баталии» [Цит. по: 1, с. 9]. Концептуальная часть Т.В. Беспаловой дает нам знание себя. Теоретическая разработка С.П. Поцелуева – знание других. Мысль В.Н. Расторгуева состоит в том, что не одним лишь знанием выигры­ваются сражения, а прежде всего участием в Промысле Божием.

Трухан Анатолий Васильевич кандидат философских наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Ростовского филиала Российского государственного университета правосудия.

344048, Россия, Ростов-на-Дону, пр-т Ленина, д. 66.

Anatoly V. Trukhan Ph.D. in Philosophy, Associate Professor, Department of Humanitarian and Socio-Economic Disciplines, Rostov Branch of Russian State University of Justice.

344048, 66 Lenin Av., Rostov-on-Don, Russia.

Список литературы

  1. 1. Арин О. Мир без России. М.: Эксмо, 2002. 480 с.

  2. 2. Гиренок Ф. Пато-логия русского ума. Картография дословности. М.: Аграф, 1998. 416 с.

  3. 3. Данн О. Нации и национализм в Германии, 1770–1990. СПб.: Наука, 2003. 472 с.

  4. 4. Паин Э.А. Между империей и нацией. Модернисткий проект и его традицион­ная альтернатива в национальной политике. 2-е изд., доп. М.: Новое издатель­ство, 2004. 248 с.

  5. 5. Панарин А.С. Стратегическая нестабильность в XXI веке. М.: Алгоритм, 2004. 640 с.

Трухан А.В. Постсоветская идентичность России...

139

  1. 6. Панарин А.С. Православная цивилизация. М.: Институт русской цивилизации, 2014. 1248 с.

  2. 7. Смитт Э. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. М.: Праксис, 2004. 464 с.

  3. 8. Соловьев В.С. Русская идея // Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Правда, 1989. 736 с.

  4. 9. Тишков В. Нация, национализм и нациестроительство // Россия в глобальной политике. № 2. 2021. Март/Апрель. DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-2-42-62.

  5. 10. Указ Президента РФ от 19.12.2012 № 1666 (ред. от 06.12.2018) «О Стратегии государственной национальной политики РФ на период до 2025 года» / КонсультантПлюс. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_139 350/ff30f91360f2917b325d507685fd90353895d2bd/ (дата обращения: 13.01.2021).

  6. 11. Национальная память в эпоху перемен / Т.В. Беспалова, С.П. Поцелуев, В.Н. Расторгуев. М.: 1000 бестселлеров, 2021. 208 с.

References

  1. 1. Arin O. Mir bez Rossii. M.: Eksmo, 2002. 480 s.

  2. 2. Girenok F. Pato-logiya russkogo uma. Kartografiya doslovnosti. M.: Agraf, 1998. 416 s.

  3. 3. Dann O. Nacii i nacionalizm v Germanii, 1770–1990. SPb.: Nauka, 2003. 472 s.

  4. 4. Pain E.A. Mezhdu imperiej i naciej. Modernistkij proekt i ego tradicionnaya al’ternativa v nacional’noj politike. 2-e izd., dop. M.: Novoe izdatel’stvo, 2004. 248 s.

  5. 5. Panarin A.S. Strategicheskaya nestabil’nost’ v XXI veke. M.: Algoritm, 2004. 640 s.

  6. 6. Panarin A.S. Pravoslavnaya civilizaciya. M.: Institut russkoj civilizacii, 2014. 1248 s.

  7. 7. Smitt E. Nacionalizm i modernizm: Kriticheskij obzor sovremennyh teorij nacij i nacionalizma. M.: Praksis, 2004. 464 s.

  8. 8. Solov’ev V.S. Russkaya ideya // Sochineniya: v 2 t. T. 2. M.: Pravda, 1989. 736 s.

  9. 9. Tishkov V. Naciya, nacionalizm i naciestroitel’stvo // Rossiya v global’noj politike. № 2. 2021. Mart/Aprel’. DOI: 10.31278/1810-6439-2021-19-2-42-62.

  10. 10. Ukaz Prezidenta RF ot 19.12.2012 № 1666 (red. ot 06.12.2018) «O Strategii gosudarstvennoj nacional’noj politiki RF na period do 2025 goda». Konsul’tantPlyus. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_139350/ff30f91360f291 7b 325d507685fd90353895d2bd/ (data of access: 13.01.2021).

  11. 11. Nacional’naya pamyat’ v epohu peremen / T.V. Bespalova, S.P. Poceluev, V.N. Rastorguev. M.: 1000 bestsellerov, 2021. 208 s.

Научно-теоретический журнал

Проблемы цивилизационного развития
Civilization studies review

2021. Том 3. Номер 2

Учредитель и издатель: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки «Институт философии РАН»

Свидетельство о регистрации СМИ: ЭЛ № ФС77-76168 от 08 июля 2019 г.

Главный редактор В.Н. Шевченко
Зам. главного редактора В.И. Спиридонова
Ответственный секретарь И.М. Угрин
Заведующий редакцией Б.В. Грачёв

Художник: Б.В. Грачёв

Технический редактор: Б.В. Грачёв

Оригинал-макет изготовлен в Институте философии РАН

Компьютерная верстка: Б.В. Грачёв

Информацию о журнале «Проблемы цивилизационного развития / Civilization studies review» см. на сайте: https://civstudies.ru

Памятка для авторов

Адрес редакции: Российская Федерация, 109240, г. Москва, ул. Гончарная, д. 12, стр. 1, оф. 422. Тел.: +7 (495) 697-91-89; e-mail: info@civstudies.ru; сайт: https://civstudies.ru